- Твою мать, - представитель одного солидного Цюрихского банка преклонил колени перед унитазом в аэропорте имени Джона Кеннеди и извергал в белого друга содержимое своего желудка. Чертов Спрингер! Или как там звали этого американского подонка, который в честь длительного перелета решил угоститься виски и заодно привлек к себе компанию в лице сидевшего рядом Жана Кирштайна. Парень был нетипичным швейцарским клерком. Просто повезло. Папенькин сынок, который не оправдывает надежд, а вот отец в этом деле большая шишка. Получив престижную корку экономиста в университете Лозанны, Жан был сразу направлен на "практику" в родную контору. Работа ему не нравилась, он испытывал к скучной галиматье с валютой истинное отвращение, но это все приносило немаленькие деньги, и он многое мог себе позволить. Да и семейное дело - папенька бы лично убил, если бы он отказался. Настрой сказывался на делах, все эти сделки, попытки вести себя достойно с истинно швейцарской выдержкой проваливались с треском, Кирштайн-старший обещал увольнение, лишение наследства и выпинывание из-под семейного крыла на вольные хлеба. Как последний шанс Жану была предложена поездка на другой континент за три девять земель с целью заключения одной сделки. Дело важное, пожалуй, на парня свалили даже слишком много. Но то, как отец смотрел на него, как провожал его холодным взглядом, мотивировало но труд и героические поступки. Последнее, что сказал глава компании перед отлетом своего отпрыска: "Не опозорь меня".

- Не опозорь меня, - промямлил Жан, ослабляя галстук и вытирая губы туалетной бумагой. Весь этот длительный перелет поспать не удалось. Какое там спать, когда рядом бутылка отменного поила и разговоры о лучших американских рок-группах со сверстником, которому с судьбой повезло чуть больше. Надо сказать, по-английский Жан шпрехал с жутким акцентом, что не мешало, впрочем, ему его использовать. Поддатый Конни Спрингер приходил от этого в неописуемый восторг и постоянно спрашивал как будет то или иное нецензурное слово на родном Кирштайну швейцарском немецком или на менее родном, но не менее часто употребительном, французском.

- Молодец, Кирштайн, твоя рожа похожа на дерьмо, - добравшись до раковины, парень включил холодную воду и принялся умывать лицо, чтобы хоть как-то освежиться. Кинув взгляд на наручные часы, он понял, что их рейс задержался, и человек, который его должен встречать, уже, наверно, заждался. Кое-как прилизав волосы водой и поправив пиджак с галстуком, не забыв свой портфель с важными документами, чистой рубашкой и свежими трусами с трансформерами, Жан направился к выходу из терминала.

-Бер'то..льт Ху..ва.. - мигая одним глазом, Жан пытался прочитать с листа имя делового партнера их компании. Хорошо, что, скорей всего, у него будет время подготовиться к этим важным переговорам. Отвезут в гостиницу, поспит пару часов, и тогда хоть сам Барак Обама пусть встречает. Хотя кто поймет этих американцев, они странные, но у них есть комиксы и шикарные девушки с ослепительными улыбками. Это вселяло надежду и говорило Кирштайну, что все будет хорошо.

Кирштайн был дрыщом среднего роста, которому исполнилось 25 на прошлой неделе, от него несло перегаром и чем-то еще менее приятным, что осталось в кабинке туалета из-за невозможности сдерживать боле порывы тошноты. Он скорее походил на представителя какого-нибудь клуба бездомных алкоголиков в своем последнем костюме, нежели чем на представителя солидного швейцарского банка. Вся эта деловая одежда, несмотря на ее дороговизну и современный фасон, смотрелась на парне довольно нелепо. Но Жан знал - главное то, как себя поставишь. Все еще не было потеряно. В трудные минуты ему всегда удавалось мобилизовать силы, а грамотно разбрасываться красивыми словами он любил и умел. Пожалуй, это даже единственное, что у него получалось на данной должности.

На всякий случай Жан достал из дипломата небольшой флакон одеколона, который был подарен ему отцом и который у него чуть не отобрали при проверке ручной клади, и от души оббрызгался запашистой водой, чтобы заглушить ароматы длительного перелета. До уха добралось знакомое "Джин Кирштайн", что это его - Жан знал еще с учебы в Лозанне. Многие англоговорящие товарищи путали его имя и читали так, как им было удобно. Учитывая, что Джин - женское имя, они еще это делали с глупыми улыбками на лицах. Жана раздражало такое отношение, он вечно хмурился в ответ, сами же дураки, учитесь в другой стране, а не знаете её языковых особенностей. Кирштайн тяжело вздохнул, шумно шмыгнул носом, выпрямил спину, поправил одежду и окинул взглядом человека из системы трансфера. Наверно, это водитель. Водитель выглядит довольно прилично и богато, фирма, вероятно, хочет показать, что может позволить себе такое, это в конце концов должно было сыграть им на руку. Мол, если уж даже персонал одет с иголочки, кредит они вот точно выплатят. Жан хмыкнул. Он знал из отчета, который мельком пролистал накануне, что компания "Сити Сабвэй Корп" переживает не лучшие времена, да и, если честно, целью его визита был максимально вежливый отказ. Можно почувствовать себя управителем чужих судеб. Кирштайн довольно ухмыльнулся и решил действовать решительно. Может быть, если он со всем быстро управится, то у него останется время, чтобы посетить один из каких-нибудь знаменитых ночных клубов на Манхэттене. Но сначала надо выспаться.

- Гр'юсс Готт, - Жан натянул вежливую улыбку и, собрав последние силы, вяло пожал руку незнакомцу, что с водителем особо церемониться. - Жан Кир'штайн, Кр'эдит Свисс. Вы водитэль? Можете вы меня к гостинице отвезти?

Не став дожидаться ответа, Кирштайн направился к выходу из помещения VIP-терминала, хотелось наконец выбраться на свежий воздух, чтобы случайно не пришлось опять бежать в уборную. На выходе табличка была рада видеть Жана в Америке. Да и он сам был рад себя видеть тут и наконец ощущать устойчивые фундаменты под ногами. Он устал и очень надеялся, что на ближайшие несколько часов у них ничего не запланировано, и можно будет уткнуться мордой в подушку и забыть обо всем. Надо бы связаться с принимающей стороной, хотя бы с секретарем мистера Хувера, наверно, можно у водителя уточнить, как лучше это провернуть.

Когда Жан вышел из терминала, он отметил, что недалеко от выхода находилась БМВ. Ждали именно его. Не какой-нибудь там Форд представительского класса или Додж, а вполне себе кар баварского, европейского качества. Снова подлизываются. Жан неодобрительно хмыкнул. И вдруг из машины выскочил водитель и начал открывать перед господами двери. Тут Кирштайн понял, что-то здесь не так, с ним в зале ожидания здоровалась явно какая-то шишка. Какая неудача. Он добродушно кивнул водителю и сел на заднее сидение автомобиля, положив дипломат рядом с собой. На соседнем кресле разместился тот самый таинственный человек, который даже не удосужился представиться, и в этом была полностью его вина. Какого хрена вообще, что за путаница с трансфером.

- Как сказали Вы вас зовут? - парень хмуро смотрел на своего сопровождающего. - Извэните, я думаль, что кто-нибудь из компании меня в аэр'опорту не встр'ечать будет. У нас пр'инято это нет.

Жан импровизировал на ходу, пытаясь выкрутиться и при этом остаться на коне. Тем временем веки постепенно тяжелели, и он боялся, что отрубится прямо в машине. Было бы очень конфузно провалиться в сон перед гендиректором компании. Кирштайн тряхнул головой и бодро продолжил.

- По нашим пр'авилам отдохнуть чельовек должен сначала. Вы знаете. Нужно пр'едстать в хорошем свете, а не усталим после тр'ансатлантического пер'елета, - тут он тихо наигранно засмеялся, пытаясь создать непринужденную атмосферу. Была бы встреча не деловой, можно было еще похлопать товарища по плечу, но, увы, надо сохранять дистанцию, он же представитель старой влиятельной швейцарской компании, черт побери! Хотя на самом деле Жана уже давно поглотила глобализация, и где-то за пиджаком он был таким же молодым человеком, какими были все молодые люди мира, у которых есть деньги, макбук и доступ к имиджбордам.

- Вы - мистер' Бер'тольт Хува?

И вдруг некий господин спрашивает его о расписании работы на время деловой поездки. Удар под дых. Никакого расписания не было. Ну, вообще, Жан сначала собирался поспать, помыться, побриться, переодеться, поесть и пойти в клуб. Ну, меж делом дать отказ компании в кредите.

- Мой гр'афик быль по минутам р'асписан, - трагично начал Жан, опустив взгляд. - Вы знаете, что р'ейс задер'жали. В Швайцар'ии живут люди как часы, поэтому у меня паника есть.

Тут он опять наигранно засмеялся, надеясь, что деловой партнер оценит его глупую шутку. Бизнес старые пердуны вроде отца любили такие штуки, даже несмотря на всю свою сухость. Наверно, считали себя просто богами юмора.
Жан опять взглянул на американского коллегу. Тот выглядел весьма взволнованно. Он тоже был молод, но (в отличие от Кирштайна) не был разгильдяем, прожигающим жизнь. Кажется.

- Когда быль дэловой р'азговор' у Вас запланир'ован? - Жан посмотрел на свои наручные часы, на них было несколько циферблатов, они в том числе показывали и Нью-Йоркское время. На самом деле Кирштайн абсолютно не вглядывался, а просто делал вид, что глубоко заинтересован в решении проблемы.

Он сидит в самолете компании Свисс эир, в бизнес-классе, к нему подходит стюардесса. Приятной, слегка азиатской внешности брюнетка с длинными волосами, которые она почему-то даже распустила. Жан любит брюнеток и внимательно следит за каждым движением. Она в короткой юбке. Даже неприлично короткой, надо сказать. Как им такое вообще разрешают носить? Она подносит ему бокал красного вина, но её шпильки(!) оказались настолько высоки, что дамочка запинается и случайно проливает напиток прямо на жанову белоснежную рубашку за несколько тысяч евро. Она что-то виновато лепечет на французком и вдруг, о Боги, садится к Жану на колени, расстегивает на нем рубашку и протирает его грудь какой-то салфеткой. Кирштайн грубо берет ее за руку, откидывает салфетку в сторону и, ухмыляясь, говорит, что это не способно загладить вину. Стюардесса смущенно отводит взгляд, потом, очень мило покраснев, принимается целовать Жана в шею...

- т'а ту бьен компр'и, миньонн, - герр Кирштайн привалился головой к плечу мистера Хувера. Изо рта течет маленькая струйка слюны, а в голове разворачивается лучший из снов за последнюю неделю.

Мадемуазель Акерман, кажется, так было написано на её бейдже, вытворяла страшные вещи. Страшно прекрасные. Жан тихо скулил во сне от удовольствия. Но потом что-то пошло не так, девушка схватила его за шею и принялась душить. Дамочка так крепко вцепилась в Кирштайна, что, сколько бы он не пытался оторвать от себя наманикюренные коготочки, вырваться не удавалась. В шее что-то громко хрустнуло, и Жан отрубился. Теперь он очутился своем детстве. Мальчишка лет пяти в трусах и майке громко рыдал. Только что умудрился прокатиться на деревянной горке без ледянки, за что был награжден занозой размером с палец в правой ягодице. Рядом стояла мать с пинцетом в руке и склянкой какого-то антисептика, и ругалась. От этого Жан рыдал еще пуще. Фрау Кирштайн безжалостно пытается выдернуть инородное тело, мальчуган верещит на весь дом с глазами размером по 20 франков...

- Мутти! Биттэ нихьт! - Жан просыпается. Резко дергается и внезапно осознает, что практически завалился на мистера Хувера. Он поднимается и устраивается на своем месте, поправляет одежду, прокашлявшись. Чувствует себя уж очень неловко.
- Извините. Я что-то сказаль? - Кирштайн тупо смотрит вперед. Молчи, Бертольд Хувер, и ничего не говори. Жан замечает, что они никуда не движутся. Поворачивает голову направо, осознает, что они попали в какую-то гигантскую пробку. Потом смотрит на часы. Четыре часа?! Прошло четыре часа с того момента, как его забрали из аэропорта, а они еще где-то в пути. Ничего себе, какие пробки. В Швейцарии такого никогда не было. Конечно, он бывал в крупных городах, попадал в застои в движении, но чтобы так надолго.

- Сколько стоим мы тут уже? - сдавленно спросил Жан, в надежде, что это он ошибся. Но нет, не ошибся. Он, кажется, даже успел немного выспаться, но перед глазами все еще маячили страшные картины из сна. Выглядел он еще более помято. Глаза были красными настолько, что серьезный банковский мужчина был похож на наркомана, который только что выкурил хорошую дудку.

Жана начало это все не на шутку раздражать. Пробка, бессонница, отсутствие свежего воздуха, Нью-Йорк и непосредственно мистер Хувер со своими вагонами, ведь если бы он грамотно управлял своей компанией, то ему бы не пришлось брать кредит, а Кирштайн-старший бы не отправил своего сына на покорение Нового света.
Жан решает не тянуть больше кота за яйца, хмурит брови и поворачивается к мистеру Хуверу.

- Пр'ошу пр'ощения, мой банк вынужден вам в кр'едите отказать, - строго сказал Кирштайн, глядя деловому партнеру прямо в глаза, чтобы показать, насколько он уверен в своих словах. К этому звезды склонялись еще перед отлетом, но компания могла предоставить какие-нибудь новые доказательства того, что сделка будет предельно выгодна двум сторонам. Жан решил не ждать, пока до этого дойдет, если они будут двигаться по 12 часов от места к месту, то он отсюда во веки не уедет, а результат, походу, будет прежним.

- Я не хотель об этом вам в такой обстановке говор'ить, но мы не выбер'емся отсюда никогда , - Жан издал смешок, пытаясь сделать свою реплику беззаботной, но, наверно, для мистера Хувера это звучало жестоко. Остается надеяться, что американец в порыве злости не решит действительно убить Кирштайна прямо в машине и оставить его тело "здесь" навеки, как это бывает в Голливудских фильмах, а все-таки отвезет его в гостиницу.

Деловой партнер, очевидно, был не очень рад таким новостям. Он стал вести себя неадекватно. Выбежал из машины куда-то, Жан с опаской глянул на спину водителя. Сейчас тот достанет револьвер и выстрелит прямо в блондинистую европейскую голову. В Америке же оружие на каждом углу продают, детишки в садах с пушками играются. Кирштайн нервно сглотнул и хотел скорей бежать куда подальше, пока может. Но мистер Хувер вернулся в машину. Сердце новоиспеченного банкира ушло в пятки. Вот и конец. Сон с мисс Акерман был вещим, он так и знал. Разве что у мистера Хувера нет такой соблазнительной груди, да и щетина на щеках пробивается. Представив картину своего убийства, Жан скорчил лицо в отвращениях и посмотрел в окно. В тот момент какой-то толстый афроамериканец в желтом такси обливался потом и показал ему, невинному Жану, средний палец! Кирштайн тут же отвернулся, будто был замечен в каком-то шкодном деле, и стал с отчаянием таращиться в спинку переднего сидения напротив.

Мистер Хувер сказал, что сейчас проведет какую-то экскурсию по Нью-Йорку. Зачем она Жану? Мистер Хувер сказал, чтобы он оставил кейс в машине. Вот еще. Чтобы водитель увез документы и любимые труханы Кирштайна в неизвестном направлении? Ну, уж нет. Хотя, в принципе, идея выбраться на свежий воздух была не такой плохой в свете похмельного синдрома гостя из Швейцарии, плюс, на открытом пространстве легче скрыться от американской преступности.
Жан взял свой дипломат, в котором находились и ID, и паспорт, и все остальное. Невольником пошел за Бертольтом Хувером, который куда-то спешил и тащил его по непонятным улицам. Кирштайн хмурил брови, но все-таки шагал за американцем, боясь заблудиться. Вдруг ему пришла на ум гениальная мысль, ведь это же было чистой воды похищение!

- Куда тащите вы меня? -  Жан сжал кулаки. - Остановитэс или я вызову полицию!
Потом не выдержал, поднял руку и громко закричал:
- Полиция! - но, увы, жалостливый голосок несчастного швейцарца терялся в Манхэттанском шуме. Поднятая рука вяло плюхнулась на бедро, мистер Кирштайн гневно раздувал ноздри. Завтра об этом вопиющем инциденте узнают все. И никто, никто никогда не даст вам кредит, Бертольт Хувер. Можете запихнуть свои вагоны себе в задницу. Ах да, у вас же нет на них денег. Ну, что поделать, такова жизнь. Страданием больше, страданием меньше.
Жан был готов перейти все рамки дозволенного и заорать благим матом на каком-нибудь из знакомых ему европейских языков. Все-таки этот мистер Хувер уже был далек от делового этикета. Так зачем дальше ломать комедию.

- Эй вы, гнусний мамкоэб, - наружу стал вылезать истинный Жан Кирштайн, которого из уютного нутра призвали недосып, излишняя наглость делового партнера и похмельный синдром. И тот Жан Кирштайн не гнушался использовать разные английские словечки, которые слыхал на ютьюбе. Швейцарец остановился и стал тыкать пальцем в спинищу Хувера.

- Если вы меня в гостиницу сейчас не отвэзете, я собир'аюсь вас засудить! Вы увидите нэт только вагоны, но и дневной свэт!
Жан победно улыбнулся и тряхнул головой. Он начинал ощущать контроль над ситуацией, хотя все еще боялся, что деловой партнер все-таки достанет дробовик и разнесет ему башку. Америка - страна приключений.

- Мамкоэбом. Я назваль вас мамкоэбом. Что понятно вам нэт? - Жан говорил это с очень серьезным лицом, будто выступал на какой-то важной экономической конференции. - Мы будэм никакого соглашения имэть, потому что вы дела вести не умеете. Я пр'иехал в Нью-Йор'к из-за вашего бездар'ного упр'авлэния. Вы могли бы более гостеприимным быть.
Под конец в голосе Жана стали пробиваться нотки обиды. Ох уж эти американцы, много глянца, а за душой ни гроша. Мистер Хувер особенно раздражал. Двуличный пес. Еще выпендривается тут. Что он вообще о себе возомнил. Один звонок куда следует - и никто никогда в жизни ему кредит не даст даже на новые айпады в офис. А достопочтенный герр фамильярничает и еще пальцем тычется.

- Во-пер'вых, убер'и от меня свои р'уки, ду викса! - Кирштайн показушно стряхнул пыль с плеча, в которое только что утыкался своим перстом мистер Хувер. - Во-втор'ых, я останусь здесь. Ты отведешь меня в гостиницу.
Жан был настроен решительно, говорил он очень уверенно. У него есть деньги, в дипломате есть телефон, если приложить колоссальные усилия, можно позвонить в какую-нибудь справочную службу и выйти через нее на отель. Или забронировать на букинге местечко, если выйти в интернет. Кирштайн не такой отставший от жизни дурак, чтобы быть настолько беспомощным. Просто. Гостиница уже должна быть забронирована американской стороной, а разбираться со всем этим швейцарец не горел желанием. Все-таки перелет был слишком веселым, отголоски этого веселья сейчас болезненно гудели в ушах. Да и город полон различных криминальных элиментов. Вот сейчас они в каком-то непонятном переулке, от которого Жану было не по себе. Все как в фильме, все как Кирштайн и предсказывал. Сейчас мистер Хувер заведет его за угол, а там банда черных ребят из Куинса со стволами и битами. Конни в самолете сказал, что они сначала стреляют в живот, чтобы побольнее, а потом еще забивают тебя до смерти. Еще Конни сказал, что они могли начать все это, если им всего лишь не понравится выражение твоего лица. Америка - страна свободы.

Мистер Хувер решил еще по телефону поболтать. "Прекрасно!"- Жан закатил глаза и скрестил руки, обнимая дипломат и выжидая, пока его компаньон наболтается с некой мисс Леонхарт по телефону.
- Послушай, - Жан нахмурил брови и перебил Бертольта прямо во время его милования с дамочкой. - Какая еще экскур'сия по гор'оду. Мне нужна она нет. Вы тр'атите мое время!
Бертольт Хувер смотрел на Жана, но его внимание явно было обращено на мадемузаель из телефона. Кирштайну это все нахрен не надо было, что за шуточки. Он, пользуясь внезапностью своих действий, выхватил смартфон из руки делового партнера (а это было несколько проблематично, ведь мистер Хувер был той еще длинной кишкой), сказал мисс Леонхарт "извэните" и безжалостно кинул девайс на землю. Купит еще один, только что ведь понтовался, что все вагоны может из собственного кармана оплатить.

- Слышишь тепер'ь ты меня? - Жан уже готов был на все готов. Даже готов был врезать американцу. Для себя он решил, что больше никогда не поедет на переговоры в Америку.

Жан слушал речи мистера Хувера, и где-то в нем даже просыпалась совесть. Но все же вероятность, что то, о чем говорит американский деловой партнер, - правда, составляла от силы процентов 20. Жан ему не верил. Сразу такой добренький и услужливый стал, ага, как же. И ни слова про "экскурсию". Если бы он не вел себя по-хамски, этот Бертольт, Кирштайн бы тоже нормально реагировал. Он не любил людей, но вступать в коммуникации с ними привык, это было долгом службы. Швейцарец умел контролировать ситуацию до тех пор, пока кто-нибудь не начинал переходить границы дозволенного деловым этикетом, как это произошло сейчас.

Через пару мгновений показушных страданий Хувер удалился.
Ну и прекрасно! Буду делать, что хочу. Как будто взрослому состоятельному цивилизованному человеку со смартфоном нужен какой-то провожатый, чтобы добраться до гостиницы. Даже если этого взрослого человека все еще немного мутит.
Жан самодовольно ухмыльнулся, гордо поднял голову и зашагал в противоположную от мистера Хувера сторону. Но буквально через пару шагов вся уверенность пошла коту под хвост - Кирштайну стало жутко. Он находился в непонятной подворотне, для которой был слишком хорошо одет. Жан знал про дебильные американские законы - про вторую поправку конституции в том числе, которая давала каждому американцу право на ношение оружия, поэтому в школах и колледжах Нового света школьнички, которые не отличались особым умом и сочились гормонами, регулярно кого-то убивали. Чего уж говорить про делового молодого человека из Европы, единственное оружие которого - шариковая ручка. Тут бы не помогли даже и эти футбольные приемчики симуляции. И лыжной палкой по башке не заехать. А это было самым страшным из того, что Жан мог делать из своей спортивной практики. В уни на родном виртшафтсвиссеншафтлихе факультете у него был знакомый  афроамериканец из богатой семьи, брата которого убили на улице Нью-Йорка. Кирштайн представил, как его белобрысую башку расшибают бейсбольной битой, и позорно заскулил от страха и волнения. Видал бы его отец эту картину - самолично бы придушил. Но, слава Господу, Деве Марие и всем всяким остальным, он находился через океан отсюда.
- Окай - окай! - крикнул Жан вслед удаляющемуся деловому партнеру, покраснев от злости и необратимости бытия. - Ебаный Окай! Я иду с тобой. Вытащи меня из этой дыры, герр мамкоэб.

Жан еле догнал Хувера, потом стоял и пытался отдышаться, согнувшись и поставив руки на колени, что выглядело опять же чересчур жалко для человека его ранга. Кирштайн шмыгнул носом, выпрямился и с вызовом посмотрел на мистера Хувера, возвращая себе соответственный крутой достойный вид, как ему лично казалось.
- Я надэюсь, что ты меня убить собир'аешься нет, - Жан давно собирался поинтересоваться. Он сощурил глаза на делового партнера. - Я знаю, что все собаки здесь пистольэты имэют. Не то, чтобы я назваль тебя собакой только что... - учитывая, что вежливый Жан раз сто уже назвал мистера Хувера менее приличными словами, это было весьма слабым оправданием. - В общем. Я собир'аюсь тут стоять на коленях и пр'осить пр'ощения нет. Пр'осто выведи меня отсюда, окай?

Жан смерил мистера Хувера неодобрительным взглядом и неохотно кивнул головой.
- Хорошо, аптека, - повторил он, убеждая себя, что все нормально. На самом деле, он бы и сам не отказался от какой-нибудь покупки в аптеке, но не будет же важный гость, представитель одного солидного банка, покупать перед своим деловым партнером Алка-Зельтцер. Поэтому Кирштайн просто пошел следом за Бертольтом.

Аптека оказалась совсем рядом, входом в аптеку оказалась подозрительная, слишком хорошая для этого, с виду неблагополучного, квартала дверь с колокольчиком. Жан сначала мялся, думал, заходить ему внутрь или нет. Все-таки вдруг там мистер Хувер мазь от геморроя покупает или чего еще хуже. Это было то, о чем Кирштайн совсем не горел желанием узнать. Но напряженное ожидание продлилось секунд тридцать, Жан поспешно зашел внутрь, ведь он и пошел за этим долговязым американцем только потому, что не захотел один болтаться в подозрительном районе.

Аптека внутри выглядела как обычная аптека в любой европейской стране. Жан подошел к витрине и начал рассматривать какие-то антицеллюлитные крема, на тюбиках которых довольно соблазнительно изгибались сомнительного вида дамы. Когда мистер Хувер, который, оказывается, пришел сюда за каким-то чаем, стал благодарить аптекаря, Жан обратил на него свое внимание. Бертольт положил довольно крупную купюру на прилавок и не стал дожидаться сдачи. В Америке, что ли, в аптеках на чай дают? Нет, скорее это был какой-то дорогущий успокоительный китайский чай. Жан бы сам от такого не отказался. О чем поспешил сообщить. Все равно их переговоры уже стали какими угодно, но не деловыми.

- Угостите вы меня? - не особо задумываясь о своих действиях, пробормотал Кирштайн, рассматривая красивую сургучевую печать на пакете с чаем. - Это успокоительное?
Жан наигранно кашлянул, осознав, что только что сморозил. "Это успокоительное? Вы мне не сказали, зачем конкретно вам надо в аптеку, а я так подумал, потому что вы похожи на трясущееся дерьмо, Бертольт Хувер". Просто от успокоительного швейцарский гость и сам бы не отказался, да и вообще от любого лекарственного вмешательства в свое нынешнее состояние. Когда Жану хреново, он не потеет и не дрожит осиновым листом, а просто ненавидит всех вокруг чуточку больше.
Тут мистер Хувер, вероятно, заметив замешательство на лице своего компаньона, поинтересовался о его состоянии. Черт. Черт.

- Я? - вообще, с чего бы это такая забота, интересно. Жан хмуро посмотрел на мистера Хувера, который, кажется, сам вот-вот помрет. - Все в пор'адке.
Кирштайн строго кивнул, пытаясь нагнать на себя серьезный вид. Плотно сжал челюсть, пуще нахмурился и еще раз кивнул, когда деловой партнер упомянул гостиницу.

Наконец-то. Бертольт Хувер, кажется, в этот раз был действительно намерен направиться в гостиницу. Он развернулся и зашагал в каком-то неясном направлении, швейцарец пошел за ним. Десятка шагов хватило, чтобы снова разозлиться на этого длинного придурка с большим носом.

- Могли бы вы медленнее идти?! - не выдержав, истерично крикнул Жан вслед мистеру Хуверу, которого опять нелегкая понесла на скорости, недоступной степенному европейцу стандартных параметров.