В кадетском корпусе учат не только убивать титанов. Иногда быть сильным, смелым и ловким совсем не обязательно. Как, например, сейчас. Помимо военной подготовки кадетов муштровали по части уборки, готовки и других бытовых дел, приговаривая, что солдат должен уметь о себе позаботиться сам. Таким образом, например, полтора года назад все ребята из 104-го, дружно сидя в комнате, под строгим надзором учились штопать трусы. Оно, может, и хорошо, ведь если тебя попрут с учебки раньше срока, всегда можно стать первоклассным дворецким там, уборщиком или поваром.

Все кадеты 104 корпуса, которые дожили до этих дней, были на ногах и умещались в сравнительно небольшое по объемам помещение. Шум и гам. Недовольные возгласы. Шуточки и крики отчаяния.
-Почему мы должны этим заниматься? - Жан недовольно бурчал и ковырялся руками за спиной, пытаясь завязать фартук потуже. Рядом стоял извачкавшийся Марко, который только что притащил мешок муки, и весело улыбался. Откуда в нем столько энергии. Им предстояло сделать некое подобие пирога. Благо, Марко знал, как это делается, а то Жан в этих делах ни в зуб ногой.
Кирштайн повторял себе, как мантру, что осталось помучиться совсем немного, скоро будет распределение, он уйдет в королевскую полицию и сам заживет, как король. И никогда не будет готовить ужин. В полиции хорошо платят, а в центральных районах множество различных заведений общепита, можно будет жить хорошо, кушать хорошо и быть всегда в тепле. Немного жаль было тех самоубийц, которые пойдут в Разведотряд, им суждено скорее самим стать едой. Но тут уж ребята сами виноваты в своей глупости, ничего не поделаешь.

-Так, что тут у нас, - Жан взял нож и отодвинул Марко рукой, чтобы тот не мешал профессионалам. Он демонстративно резанул от плеча по мешку с мукой, представляя, что это титан. Белая дымка повисла в воздухе, цель была обезврежена. Кадет Кирштайн сначала закашлялся, а потом засмеялся, ну, так, как смеются подростки-идиоты, кем Жан отчасти и являлся.
"Что ты делаешь?" - вымученно проговорил Марко, глядя на все это безобразие. Рядом стояла Энни Леонхарт, до которой, кажется, доходили излишки белой роскоши. Хоть Энни и была маленькой блондиночкой, с виду тихой и невзрачной, все знали, что с ней шутки плохи. Если ты ей чем-то не понравишься - наваляет так, что месяц из лазарета выползти не сможешь, и это при лучшем раскладе.
-Все под контролем, - бодро ответил Жан, пытаясь стереть с щеки белый порошок. -Эй, Энни, бери-ка Марко и идите месить пирог, это женская работа. А я пока отдохну.
Похлопав Ботта по плечу, Жан скорей смылся из поля зрения этих двоих. У окна стояли Армин, Микаса и Эрен. Судя по ароматам, ребята, кажется, чистили рыбу.
-Это мой шанс, - в голове кадета замкнуло, он, не долго думая, походкой того еще мачо-мэна направился к столу.
-Эй вы! - Жан показал пальцем на троицу и не забыл подмигнуть Микасе. Да, все, теперь она определенно будет от него без ума.
-Давайте я вам покажу, как это делается, - Жан протиснулся к столу, растолкав Эрена и Армина. Взял ножик и стал совершенно неумело очищать рыбу от чешуи.

Теперь, когда Энни оживляла в памяти тот день – день, когда им объявили о «спецзадании», она припоминала тихие смешки старших по званию. Ей казалось, это неожиданное объявление было как-то связано с отбором десятки лучших кадетов и экзаменами. Однако сейчас, тучные, как объевшиеся титаны, мешки с картошкой, мукой и овощами доказывали обратное, и по лицам большинства кадетов можно было подумать, что они относятся к этим двум вещам почти одинаково. Хоть страха было меньше, его недостаток с лихвой покрывался омерзением. Энни вздохнула, заранее прикидывая, как будет отмазываться от ненужной ей работы.
Даже после окончания «процессии» на кухню, отдельные недовольные личности продолжали тихо и упорно стенать, бубнить или с нарочито-трагическими нотками в голосе повествовать о своей нелёгкой судьбе, хотя, казалось бы, весь своей запас нытья они должны были израсходовать ещё по пути. Сама Энни, с удовольствием ленивого человека, не могла не отметить, что в честь дня рождения короля их не только обязали смастерить из кучи продуктов нечто, как минимум, съедобное, но и освободили от учений. Наконец большинство человек распределили, и Кит Шейдис ушёл.

Как всегда бывает, недолгое молчание быстро уступило место привычному гвалту. Среди океана болтовни можно было вычленить, как и серьёзные обещания отравить наставников, так и шутки, мешавшиеся со спокойным «раньше начнём – скорее закончим». Удивительно, сколько людей помещалось в этой небольшой и уже ставшей немного душной кухне. И это с крепким дубовым столом посередине, где были разложены кое-какие продукты, с ещё парой столов поменьше, зажженной печью, полками, бочками с соленьями и мешками.
– Обожрутся! – пронёсся чей-то обиженный выкрик, и послышалось успокаивающее хлопанье по плечу. По последовавшими вслед за этими звуками словами, Энни поняла, что руки товарищей успели хорошо измазаться в муке. Самое время надеть фартук.
Когда она подняла глаза от завязок – весьма вовремя, гусь, ещё пять минут назад спокойно почивавший на столе, решил вспомнить бравое прошлое и с человеческим гоготом пролететь по кухне. Ей-то удалось пригнуться, а вот кому-то повезло меньше. «Не повысят гуся до звания фаршированного яблоками», - пронеслось у Энни в голове. Она поспешила скрыться в стороне, ограничив своё участие в приготовлении обеда исключительно надетым фартуком, прогулками и наблюдением. Лучшее прикрытие – это имитация деятельности, а за неполных три года обучения Энни смогла стать профессионалом в этом деле.

Самым интересным местом оказался центральный столом, за которым столпилась половина ребят. Конечно, пирог не надо ощипывать, как птицу, а у теста не надо очищать чешую и вытаскивать органы, как это обстояло с рыбой. Только до этого надо приготовить это самое тесто, сейчас же на столе была только мука. Смотреть, как работают другие в любом случае лучше, чем трудиться самой. Энни неожиданно для себя закашлялась: облако муки с головой поглотило всех, кто стоял слишком близко. 
– Эй, Энни, бери-ка Марко и идите месить пирог, это женская работа. А я пока отдохну.
«Женская работа?» – подумала Энни и равнодушно пожала плечами, ни на секунду не задумываясь о малейшем изменении в планах. Самый уставший человек наибодрейшим шагом отправился в другие края. Перевалить всю работу на другого – её школа. Урок, необходимый всем будущим солдатам королевской полиции.
Она оглядела освобождённую для замеса часть стола, и попыталась для себя вспомнить, как точно готовится любое тесто, и какое тесто требуется для пирога. Сразу на ум ничего не приходило, а что ещё можно было ожидать от папиной дочки? Для неё единственный выход из этой ситуации – повалить кого-нибудь и под угрозой избиения выпытать рецепт. Энни вытащила из мешка под столом несколько яиц, поискала взглядом сахар, не нашла и затем с чувством выполненного долга передала дело знающим людям, попросту отойдя от стола.
- Кто-нибудь знает, где... ? – спросил робкий голос, в один момент прерванный громким и глухим звуком: один из многочисленных мешков упал, зелёные кисловатые яблоки покатились по всей кухне. Не выровненный, наклонный пол сыграл шутку; плоды скапливались у противоположного угла, где за осунувшимся мешком показались грубо сколоченные коробки. Энни перевела взгляд на стол и медленно переспросила: «Кто-то искал что-нибудь?»

Отредактировано Annie Leonhart (2013-11-23 19:18:17)

Убить всех титанов - главная цель, ради которой он сделает все. Рубить, кромсать, на мелкие куски, пока не останется ничего, кроме бурого месива горячей крови! Лезвие, вспарывающее плоть - Эрен так увлекся, воображая себя на боевом задании, что криво срезал плавник. Тот, сырой и вонючий, выскользнул из раковины и укатился кому-то под ноги. 
Сочувственный взгляд Армина, укоризненный от Микасы -  он не на задании, не рубит титанов, а всего лишь пытается почистить рыбу на кухне учебки.  К черту! Кто придумал идиотский праздник в честь жирной задницы короля?!  Почему они должны тратить свое время здесь, а не на тренировочном поле? Скоро выпуск, им, кадетам, принимать ответственность за все человечество, а не за сытый желудок какого-то эгоиста, спрятавшегося за Стенами.  Эрен стиснул зубы, на этот раз специально саданул ножом по склизкой чешуе, окончательно изуродовав бок несчастного окуня.
- Мы должны убивать титанов, а не возиться на кухне! - воскликнул парень, с чувством бросая доверенную старшими военными задачу.  Кадеты большей частью не придали этому особого внимания: 104-й слышал подобные заявления по меньшей мере раз в день, а мужская казарма иногда еще и ночью.  Кроме того, все были заняты своими делами: от укрощения муки до охоты за дичью и оглушения рыбы. Похоже, торговцы слишком близко к сердцу приняли любовь короля к свежим продуктам.

Йегер сполоснул руки, вытер их об штаны и повернулся к раковине спиной, предоставив терпеливой сестре заканчивать работу.  Армин сначала пытался что-то втолковать, но хмурый вид друга быстро направил энергию самого умного кадета обратно в кулинарное русло. 
Эрен заметил Энни, мастера безнаказанной прокрастинации. Подходить к ней лишний раз парень не решился: позорный случай на тренировке рукопашного боя запомнился на всю жизнь. Райнеру тоже; с тех пор ребята уверились в мысли, что Леонхарт сама как-нибудь разберется в вопросах справедливого разделения труда.
Носятся все кругом, стараются...А ради чего? Будто гигантским отродьям не все равно, какой человек жирности. Один истошно гогочущий, кем-то упущенный гусь, внушал подобие уважения: переворачивая перепончатыми лапами миски, он боролся за жизнь в жестоком мире. Наивный.

На горизонте объявился еще один гусь. Крайне напыщенный со стриженным ершиком волос и непонятной претензией.
- Чего тебе, Кирштайн?
Можно было догадаться: мистер Королевская Полиция года явился всем показывать и доказывать. Толкался, зараза, больно, будто специально цепляя твердым локтем, но разом занял все место у рыбы.
- Добрый какой, - пробурчал Эрен, но больше из привычки. В конце концов, если Кирштайн так рвется, пусть выполняет. После поступления в Полицию ему все равно больше нечем заняться будет, кроме как подавать к столу короля. Трусы. Оба.
- Нам тут делать больше нечего, оставим дело - хех - профессионалу,  - Йегер взял Микасу за запястье, потянув девушку за собой, и кивнул головой Армину.  Уйти на другой конец кухни, подальше от раздражающей морды.

Настоящая толкучка!  Лавировать приходилось будто с приводом, чтобы ненароком не сбить кого-либо или что-нибудь. Запахи сменялись с поразительной быстротой: рыбья вонь слабела, уступая место свежему хлебу, выпечке и еще чему-то островатому. Дорогу перегородили рассыпанные яблоки. Отлично! Эрен отпустил запястье сестры, приседая рядом с фруктами и начиная набирать их в руки.
- По всему полу разлетелись...Микаса, посмотри под столами. Армин, подтащи мешок, - помнится, в детстве они с Микасой слопали все яблоки, заготовленные для сидра. Мама тогда очень ругалась...Эрен тряхнул головой, прогоняя наплывшее воспоминание, и взял в охапку еще одно яблоко, - Эй, чья начинка убежала? - Йегер пытался крикнуть как можно громче, но часть слов все равно потонула во всеобщем гвалте.

Весь этот гвалт, возня с пищей, подготовка к празднику вряд ли смахивали на канун чего-то действительно весёлого, кажется, дню рождению короля рад будет только король. Человек, ради которого её товарищи отдают свои жизни. Человек, которому преданы все солдаты. Человек, который ведёт остальных за собой. Микаса никогда не видела короля воочию, да особо и не хотела его созерцать, в любом случае это простой человек, который, если увидит живого титана, обделается от страха – в этом Акерман не сомневалась. И вот они, те, кто видел смерть в лицо и чуял её дыхание на своих спинах, должны готовить праздничный стол для коронованного ублюдка. И как же это не похоже на канун различных праздников в семье Йегеров! Помнится, Карла пекла очень вкусный яблочный пирог, иногда детям даже доставалась шоколадная глазурь – они с Эреном съедали шоколад ещё до полной готовности пирога. Тогда было так хорошо, быть ребёнком, когда от тебя ничего не зависит.
От мыслей и воспоминаний Микасу отвлёк брат, который взял её за запястье и потащил подальше то ли от рыбы, то ли от Жана, на которого довольно-таки недружелюбно зыркнул. Акерман даже не пыталась понять, почему эти двое так друг друга не любят, и послушно потащилась за Эреном, всё лучше, чем торчать рядом с тушкой окуня, к которой она прониклась отвращением.
По пути взгляд Микасы упал на Энни – она, как всегда, бездельничала. Это не вызывало неприязни, её дело – если застукают, сама и будет отвечать.
Яблоки посыпались совершенно неожиданно и довольно громко, так, что Микаса вздрогнула бы, если бы не научилась реагировать на внезапный шум спокойно. Стук фруктов по полу казармы звучал так мирно… Она наклонилась и подняла одно, повертела в руках, обтёрла о край формы, хотела укусить, но потом передумала, она же не Саша, чтобы есть, что попало. Мало ли, где это яблоко успело поваляться. Так что Микаса принялась собирать яблоки в услужливо подтащенный Армином мешок. Пока она нагибалась за очередным фруктом, Арлерт держал мешок, упрощая ей задачу. Эрен тоже возился рядом, вопрошая, чьи это яблоки, что показалось Микасе глупым – ну как чьи, тут же мешки стоят, королевские яблоки, которые приготовили для пирога. Хорошо, что она знала рецепт. Ну, как знала – помнила, готовила вместе с Карлой. Это было давно, но всё же кое-что при случае вспомнится.

Мельком, нагнувшись за ещё одним яблоком, она поймала взглядом Жана, который, видимо, уже устал чистить рыбу и решил заняться чем-то ещё. Какая безответственность, раз взялся – доделывать же надо.

- И что нам с этим делать?
Глянув на бутылки, Акерман уже поняла, что это. Она видела подобные у Ханнеса, собственно, Ханнес с такими и не расставался. Конечно, эти бутылки на порядок качественнее, чем то пойло, что предпочитал Ханнес, всё же король родился, а не пьянь подзаборная.

- Как – «что делать»? – Микаса выпрямилась и сурово глянула на Кирштайна, - поставить на место и не трогать. Они не нам предназначены, да и нельзя же.

Не положено солдатам пить алкоголь. Вдруг завтра война, а они с похмелья.

Господь милосердный, да всем наплевать на потенциальный королевский стол! Заглянувший на кухню Спрингер пнул яблоко, хихикнул и мгновенно ретировался, оценив масштаб проблем и забот.  Йегер запустил еще одно яблоко ему вслед, но оно встретилось уже с дверью.  Видимо, мироздание расценило этот поступок как богохульство над библейским фруктом и поспешило ответить. Мальчишка, конечно, слышал про эффект бумеранга, но никак его не ожидал.  Вонь вернулась, только теперь он был ее источником - рыбьи потроха стекали по лицу, капали на рубашку. С головы не то соскальзывала, не то висела, цепляясь за ухо, кишка.  Плавательный пузырь или еще какая-то хрень упала на руки. Склизкая, темная кровь, казалось, поглотила все тело. Желудок жалостливо содрогнулся - Эрен с трудом остановил рвотный позыв, даже оперся одной рукой на пол и прикрыл рот второй. Не хватало еще украсить кухню собственными отходами!

Ощутив, что никаких белых лебедей из его пищевода не рвется, кадет выругался от всего сердца, припоминая даже любимые словечки пьяненького Ханнеса, о значении некоторых до сих пор не догадывался. Плевать, слышала ли Микаса или кто еще из девушек! Не фиалки! Нужно было найти мразь, кидающуюся потрохами. Выбрить налысо эту лошадь, а лучше просто свернуть шею. Руки сжались в кулаки. Взгляд, полный ненависти, метнулся к раковине, но место уже пустовало. "Куда делся, сучонок". О нет, из-под земли достанет и заставит сожрать внутренности! Почто память рыбки-то оскорблять. Резкий поворот головы: все не нужные лица смазывались в общий ком. Долго искать не пришлось. Вот он, сам себя обнаружил, павлин хорохорившийся. "Выпей яду, все равно от моей руки сдохнешь". 
Йегер стягивал с головы внутренности, собрал их с груди, с пола. Руки словно никогда не были естественного цвета, сжимают то, до чего дотянулись. Рот искривился в злой усмешке.  Наверное, несло от него до самых казарм, но кого волнует эффект неожиданности во время святого акта возмездия? Эрен сделал два шага к Кирштайну, толкающего намеки на алкогольную революцию, но был остановлен Бертольдом. Не специально, просто тот, перестав скакать с одного места на другое, вырос перед ним столбом. Эрен поймал себя на мысли, что хоть прошло четыре года, а к высоте сокурсника до сих пор немного не привык. С другой стороны, стоя за Хувером, он оказывался близко к Жану и в то же время оставался незаметным.

- Разливай, Бретольд, - процедил сквозь зубы Йегер, - это будет самая дорогая аптечка в истории человечества.
С этими словами парень преодолел последний метр на пути к цели. Возник перед Кирштайном и, не дав ему опомнится, яростно запихнул потроха за шиворот. Что не влезло, без заминки отправилось Жану на голову.  Гул, ставший уже привычным фоном, стих как-то сам собой. Только тихое женское: "Ой,  мама..." - наверное, от Кристы, - разнеслось по кухне.
- Это тебе на закуску, ублюдок! - а теперь можно вытереть грязные руки о грудь опешившего противника. 
Интересно, Жан сразу ударит его бутылкой по голове или пожалеет пойло? В любом случае, Йегер готов. Уже на подходе натренированное тело пришло в то состояние, когда их включение в драку отделяли доли секунд. Хавка, выпивка, драка - только свадьбы не хватало для соблюдения традиции.

Кирштайн съежился под суровым взглядом Микасы. Стоит признаться, какая-то часть Жана все-таки обрадовалась хоть такому вниманию со стороны девушки, которая обычно его вообще не замечает. Тут теперь главное правильно расставить приоритеты. Но какие приоритеты, когда бурная фантазия уже нарисовала картины их бурных свиданий и того, как Жан делает Акерман предложение, а та с радостью его принимает и виснет у него на шее. Ради такого можно всю жизнь не пить и питаться солнечной энергией.
- Хорошо, как скажешь, Микаса! Ты права, - Кирштайн натянуто улыбнулся Микасе и осторожно положил бутылку на место. Он не совсем осознавал, что сейчас выступает в роли подкаблучника и, возможно, тем самым предает весь мужской род. В доказательство этому он заметил на себе недовольные взгляды, когда поднял глаза. Из этой картины выбивался Берти, который с потерянным видом стоял среди ребят звонарной башней и откровенно вонял тухлой рыбой. Он неуверенно пытался направить всех на путь истинный.
-Микаса права, Бертольт - деловито начал Жан, задорно подмигнув Микасе. - Нас потом Шэдис жесточайшим образо...
Вдруг произошло невиданное. Ванильно замечтавшись, Жан совсем позабыл про скотину Йегера. Как можно было не догадаться, что это Эрен воняет рыбой, стоя за Бертольтом! Какой позор! Какой тактический просчет! Бравый кадет попросту не успел ничего предпринять, а этот вечно вопящий содомит уже засунул рыбьи потроха ему за шкирку. Потом и на голове образовалось что-то склизкое и вонючее, что текло по коже, попадало на губы и вызывало тошноту. Жана начало трясти.

- Ты добился своего, суицидник хренов! Я тебя убью! - Жан приготовился врезать Эрену смачным апперкотом в челюсть, даже уже руку для удара отвел, как тут Микаса появилась. Она с нескрываемой ненавистью смотрела на Кирштайна. Что за несправедливость! Жан плавился под её суровым взглядом и в душе ревел белугой от обиды. Он опустил руки, остался стоять истуканом и тупо смотреть в одну точку, стараясь псевдоабсансом огородить себя от реакции сокурсников на его позор. Милая сердцу девушка куда-то утащила Йегера, а Кирштайн даже этого не заметил. Из ступора его вывел дружеский хлопок по плечу. Марко. Который слушал романтическое жаново нытье о Микасе практически каждый вечер и знал всю серьезность ситуации. Стоял теперь и нюхал руку, осознав свою ошибку. Жан ничего не сказал Марко, молча повернулся обратно к ящику с бутылками и достал оттуда одну стекляшку. Под шумок, издаваемый товарищами-кадетами, которые решили послушать Эрена и принялись делать шаги во взрослую жизнь.
Кирштайн был наполнен решительностью серийного убийцы. Сейчас он себя не особо контролировал.

- Микаса, разреши помочь! - Жан состроил лицо, полное сострадания. Он подошел к парочке. И носом шмыгнул. Хотел взять Микасу за ручку и жалостливо посмотреть мадемуазель прямо в глаза, мол, смотрите, вот как я раскаиваюсь, но постеснялся. Даже стал пунцово-красным от воображения возможности нежных прикосновений. - Я должен исправить свою ошибку.

Кирштайн подошел поближе к Эрену. Секунду он ломался, думая, может, ему действительно стоит предстать в хорошем свете. Вдруг он еще сможет как-то понравиться Микасе. Но это было делом чести. А Акерман все-таки на него глубоко плевать, Жан не совсем еще идиотом был, чтобы этого не замечать.
Он разбил горлышко бутылки о край стола и вылил содержимое прямо на Йегеровскую башку.
- Скажи спасибо. Теперь от тебя хоть дерьмом не так разит.

- Давай,  трус полицейский, сдохнешь быстрее, чем дотянешься! - заорал в ответ Йегер, наклоняясь для стойки, из которой удобнее бить поддых.
Здравый разум и инструктор рукопашного боя наорали бы на парня за атаку, когда правильнее было бы ставить блок, но ни того, ни другого Эрен не имел, а при наличии послал бы на поля с хреном. 
В голове мелькали картины рвущейся ткани рубашки, разбитого носа Кирштайна и воцарившейся справедливости, но в расфокусированном, помимо цели, мире вдруг возникло темное пятно. Среди кадетов ходили убеждения, что оное было еще и самым накачанным, а прессу завидовали старшие офицеры. Мир повело в сторону, хотя ни одна бутылка не была откупорена.  Эрена беззастенчиво тащили за шкирку, как нашкодившего щенка.

- Микаса! Отпусти! Акх-хр... - парень закашлялся. Ворот, съехавший назад, стянул горло, и крики сбились на хрип, пока кадет оттягивал рубашку обратно, - Откуда вылезла?! Отвали!
В лицо заботливо прилетела чистая тряпка, вежливо заставляя заткнуться. Для закрепления успеха, тканью повозили по лицу, после чего перешли к менее шумным волосам.  Отлично! Просто прекрасно! Сначала его облили рыбными помоями, а теперь, словно мамочка, Акерман устроила почти водные процедуры .На глазах у всего кадетского отряда, Кирштайна! Более грозно, чем сейчас, кадет Эрен Йегер еще не выглядел.

- Да, конечно, прям здесь раздеваться начну, - исподлобья буркнула жертва родственных уз. Беззлобно и больше для проформы: долго обижаться на Микасу было невозможно,  посаженные в детстве зачатки смирения перед сестрой порой давали свои слабые ростки. 
- Микаса, да хватит уже! Я сам могу. В самом деле, не маленький, - Эрен ворчал полушепотом, стараясь то отобрать у девушки тряпку, то помешать ей развязывать шнурок на рубашке. Кажется, саркастичное предложение о немедленном переодевании было воспринято как приказ к действию. Парень с ужасом ощущал, как начинают гореть уши под пристальным вниманием сокурсников, отчаянно делавшим вид, что вернулись к своим делам.  Презрительно-насмешливый взгляд Энни, хохочущая в пустую кастрюлю Саша, даже Армин прятал глаза.  "Ироды!  О, и урод идет".  Эрен напрягся. Умеет же этот ершистый засранец держать в тонусе!

- Свали в свинарник, Кирштайн, - не давая ответить Микасе, огрызнулся Йегер.  Руками он больше не размахивал, но взглядом пытался выжечь в Жану сердце и откусить голову.  Второй вел себя странно по-девичьи: мялся, словно перед признанием.  "Головой все-таки ударился?" Звон бьющегося стекла и горьковатый привкус на губах. Бутылки пошли в расход , но не так, как хотелось 104-ому отряду.

Эрен от удивления, что с него не ринулись снимать скальп толстым стеклом, широко распахнул глаза, но тут же быстро заморгал, зажмуриваясь. Капель попало немного, но жгло, будто под атакой обезумевших комаров. Йегер тряс головой и яростно вытирал лицо руками, попутно слизывая с губ пойло и отмечая, что оно не так уж и плохо.
Он разлепил покрасневшие глаза.
- Молодец, Берт! - зло процедил Эрен, выхватывая из рук Микасы влажную, уже провонявшую чем только можно и нельзя тряпку.
Всего пара шагов, как раз для замаха. Йегер со всей дури, на какую был сейчас способен, всадил кулак в рожу Кирштайна, так удачно болтающегося в руках несостоявшегося миротворца.

- Бертольт, мать твою, отпусти меня! - Жан пытался вырваться, но Хувер схватился мертвой хваткой и отпускать разъяренного однокашника был не намерен. Надо сказать, это возымело небольшой эффект, Кирштайн на несколько секунд затих, посылая в сторону Эрена взгляды, полные гнева и ярости.
Микаса что-то стала говорить про рубашки. Про то, что Йегеру не следует тут переодеваться. Откуда она вообще знает? Что она делала в мужской казарме? Неужели?.. Они все-таки...

- ЧТО? - Жан с каждым её словом белел все больше, а его открытый рот застыл в немом крике отчаяния. Да. Сейчас кадет чувствовал всю несправедливость этого мира на своей шкуре, практически готов был разрыдаться. И тут еще и виновник торжества явился, воспользовался положением, жалкий трус, врезал Кирштайну по лицу. Спасибо большое, Берти. Один держит, другой избивает - класс, как настоящие мужики. Жан скривил лицо от боли, из носа потекла кровь, заливаясь в рот и заставляя кадета отхаркивать ее прямо на деревянный пол, который ребята к концу своих трудов должны были до блеска отдраить.

Теперь ничто не помешает Жану Кирштайну убить Эрена Йегера. Ни великие Богини стен, ни Кит Шэдис, ни Микаса Акерман. В голове гудело, то ли от боли, то ли от жажды мести. Он дошел до точки кипения, разве что еще пена изо рта не пошла. Все, что будет происходить дальше - практически состояние аффекта. Этот ублюдок сам виноват. Сам напросился. Сам и зубы будет собирать.

Микаса пыталась оттащить Эрена, но даже это Жана не останавливало, хотя побои от мадемуазель Акерман стояли уровнем выше йегеровского махания кулаками и в отличие от него представляли настоящую опасность. Но все потасовки с Эреном были завязаны на гордости, поэтому отступать было нельзя. Пришлось пойти на риск ради дела чести.

Когда Микаса стала выдавать задания и наконец отпустила шкирку своего идиотского братца, Жан с чувством укусил Бертольта за руку, чтобы он наконец его отпустил, и в тот же момент попытался руками от Хувера отцепиться. Парень заполучил драгоценные мгновения свободы (он знал, что скоро его опять оттащат в другой угол, препятствуя торжеству справедливости) и скорее направился к Йегеру, придерживая рукой кровоточащий нос. Обесеневший Жан буквально накинулся на Эрена с кулаками, повалив его на пол, набивая эту башку и забрызгивая все вокруг своей кровищей из носа, которая пока не думала останавливаться, от чего Кирштайн уже был похож на привидение.

- Как посмел ты трогать Микасу! - хрипел Жан между ударами. Он не привык скрывать своих мыслей, а сейчас, несмотря на болезненные ответные тумаки со стороны Эрена, Кирштайн думал только об одном. - Как ты мог так гнусно ею воспользоваться!